Оригинал взят у
holmogor в
О панике, истерике и группах релаксацииТех, кто требует помощи Новороссии и упрекает власть в сливе и отсутствии этой помощи, в агитпроповских и смм-ботных кругах принято обвинять в истерике и панике.
Априори предполагается, что Кремль проводит какую-то хитрую и непубличную операцию, которая на самом деле увенчается успехом, а паникеры, не владеющие всей полнотой информации, нагнетают панику и зря баламутят народ.
Есть очень простой способ проверить так ли это. Во-первых, если "паникует" человек обладающий достаточно полной информацией, то значит основания для мнимой паники у него есть, либо он проводит хитрй ход и все что нужно - это делать как он.
Именно так обстоит в случае Стрелкова. Его информация является достаточно полной, чтобы реагировать на ситуацию адекватно. Так что либо Игорь Иванович всерьез обеспокоен, либо он хочет под полной отчаяния интонацией скрыть что-то важное и тогда надо делать как он и помогать ему скрывать это важное. Хотя первое более вероятно.
Далее очень важным тестом на то должна ли считаться истерика истерикой, а паника паникой является реакция на них. Представляете себе товарища Сталина, готовящего контрнаступление под Сталинградом. И вдруг, вместо рассказов о героической обороне Сталинграда, вместо заверений, что осажденному городу помогают и прибывают подкрепления в достаточном количестве, в советской печати начинает публиковаться: "Отставить панику! Мы готовим немцам большой сюрприз, а ваши требования оборонять Сталинград
лишь отвлекают силы от главного направления!". Понятно, что тот, кто готовит тайный удар в самом деле подобной "борьбой с паникерами" не занимается.
Если ответом на истерику является истерика, а на панику - паника, то это значит только одно. Никаких "тайных мероприятий" так называемые "борцы с паникерами" не проводят и даже не планируют. Они просто лгут, творят фейк-реальность, чтобы прикрыть отсутствие каких-либо действий, измену, трусость и обман. Имея спокойную совесть прикрывать реальную скрытую активность фанфаронством и пустопорожней болтовней не требуется.
Я мог бы понять упреки, если бы обстановка в российских блогах могла повлиять негативно на положение на фронте, на готовность бойцов ополчения сражаться. Но нет. У них свои командиры. Своя система политработы. Своя мотивация. И конечно наши словесные баталии им по барабану. Как можно судить - источник вдохновения у них один - больше оружия. А это ведь именно то, чего требуют "паникеры" - больше оружия, больше военных советников и инструкторов. Нормальный тыл. И, тем самым, больше источников вдохновения для бойцов.
Наши шебуршения имеют значения для чиновников в прохладнях московских кабинетах. Именно на них давит наша истерика. Именно их мы должны держать в нервном состоянии. Именно из мы должны заставлять не спать ночами, вынуждая придумывать: Как бы еще помочь Новороссии. "Борцы с паникой" заняты именно обеспечением комфорта чиновников в этих кабинетах, доставлением им возможности не думать о помощи, расслабляться и заняться велодорожками и чемпионатом мира. Фактически "антипаникеры" это "группа релаксации" для бюрократии. Удивительно ли, что мы о них столь невысокого мнения?
"Борьба с паникой" как ничто другое говорит о том, что паника и беспокойство обоснованы. А каждое промедление, каждый взятый город чреваты резней, как тот ужас, который творится сейчас в захваченном украинцами Счастье. И вся кровь, страдания и муки людей на совести тех, кто долдонит о том, что помощи не нужно, что ее достаточно, что не надо паниковать - все тип-топ и со всем разберутся. Каждый сданный город и каждый замученный житель - это их вина.
Вот поэтому я предпочитаю делать как Стрелков или Бабай и "паниковать", чем всерьез воспринимать долдонство политтехнологических людей, знакомых мне по позапрошлой жизни, цену слов которых и убеждений которых я отлично знаю.
Ну и еще довесок про "панику". Приведу врезавшийся мне в память эпизод из времен подготовки Сталинградской битвы - о "паническом письме Вольского".
"Буквально накануне контрнаступления, вечером 17 ноября, на командном пункте Сталинградского фронта, где в это время находился А.М. Василевский, раздался телефонный звонок. Звонил И.В. Сталин. Поздоровавшись, он сказал, что возникшее неотложное дело требует немедленного прибытия А.М. Василевского в Москву. Несмотря ни на какие доводы последнего о том, что накануне контрнаступления его присутствие в действующей армии на фронте абсолютно необходимо, Верховный был категоричен и непреклонен: завтра Василевский во что бы то ни стало должен быть у него в Москве.
В шесть часов вечера следующего дня Василевский был в кремлевском кабинете Сталина, где шло совещание Государственного Комитета Обороны. После краткого приветствия Верховный передал Василевскому конверт и сказал: «Вот почитайте, пока мы здесь кончим свою гражданскую войну…». (Сталин вместе с членами ГКО продолжил довольно бурное обсуждение вопросов, начатое еще до прихода Василевского). А.М. Василевский вынул из конверта лежащие там бумаги и стал их читать с величайшим изумлением и недоумением: в руках у него было письмо командира 4-го механизированного корпуса генерала-майора В.Т. Вольского, адресованное лично Сталину. В своем письме этот опытный военачальник откровенно высказал свои сомнения и опасения относительно успеха предстоящего наступления, мотивируя это недостаточностью имевшихся сил и средств для его осуществления.
Закончив совещание с членами ГКО, Сталин подошел к А.М. Василевскому и пристально глядя ему в глаза спросил: «Ну, что вы скажете об этом письме товарища Вольского?» Василевский ответил, что он поражен содержанием этого письма. «А что вы думаете насчет предстоящих действий, после того как прочли это письмо?» – спросил Верховный. Ответ начальника Генерального штаба был предельно четким: «Все, что здесь изложено, далеко от истины. Операция подготовлена, боевой настрой в войсках высокий. Надеюсь на успех». На вопрос Верховного о личности Вольского, А.М. Василевский дал высокую оценку генералу как командира корпуса. В состоявшемся затем по ВЧ телефонном разговоре с Вольским И.В. Сталин обратил внимание на ошибочность его оценки имевшихся возможностей и выразил уверенность в успешных действиях вверенного ему корпуса в предстоящем наступлении. Весь телефонный разговор с Вольским Верховный вел абсолютно спокойно, с полной выдержкой, мягко заключив его следующими словами: «Я верю в то, что вы выполните вашу задачу, товарищ Вольский. Желаю вам успеха. Повторяю, о вашем письме не знает никто, кроме меня и Василевского, которому я показал его. Желаю успеха. До свидания»".
Может показаться, что это история о том, как генерал Вольский психанул, а товарищ Сталин посоветовавшись с товарищем Василевским, паникера не расстрелял, а успокоил и дал возможность искупить вину в боях.
Но это если не знать о том, кто такой Вальский и какую роль сыграл его 4 мехкорпус в Сталинградской битве. Василий Тимофеевич был опытным командиром, знавшим, что ему дали практически необстрелянных солдат. А опыт предыдущих неудачных констрнаступлений под Сталинградом говорил о том, что кое-как подготовленный удар против немцев не прокатит. И в самом деле, "прокатила" эта история только потому, что удар был против румын.
Еще интересней роль "паникера" Вольского в дальнейших событиях. Именно его 4 мехкорпусу пришлось взять на себя главную миссию по отражению деблокирующего удара Манштейна - операции "Зимняя гроза", прикрывая развертывание на внешнем фасе окружения 2 ударной армии. И Вольский справился с этой задачей блестяще. Собственно если бы не этот "паникер" - то есть человек предъявлявший суровые без скидок требования к подготовке операций и войск и воевавший соответственно, Манштейну бы удалось вынуть Паулюса из котла и сталинградская эпопея закончилась бы незначительной локальной неудачей немцев. Именно необстрелянная пехота Вольского действовала мастерски - за счет того, что спрос с нее был высокий, а подготовка была на высоте.
«Хорошо замаскированная русская пехота укрывалась в глубоких щелях группами от 2 до 4 человек и просто позволила двум танковым полкам прокатиться у себя над головой. Затем, используя многочисленные противотанковые ружья, каждое из которых мог обслуживать один человек, русские открыли огонь с близкого расстояния по слабо бронированным машинам батальона капитана Купера, нанеся ему тяжелые потери. Нашим танкам приходилось ждать или даже поворачивать назад на помощь панцер-гренадерам, которым пришлось покинуть машины и вести бой с невидимым противником в пешем строю. Вражеские позиции оказались настолько хорошо замаскированы в желто-коричневой степной траве, которая по цвету совпадала с одеждой красноармейцев, что обнаружить такую лисью нору можно было, лишь провалившись в нее. Несколько несчастных немецких солдат были убиты прежде, чем сообразили, откуда по ним стреляют. Даже люфтваффе не могли помочь в борьбе с этими невидимыми призраками. Никогда раньше наши танкисты не чувствовали себя столь беспомощными, хотя могли отбить атаку огромного количества русских танков».
Думаю, что о "панике" сказано достаточно.